Ê íà÷àëó ðàçäåëà | Ê ïåðâîé ñòðàíèöå |
Дмитрий
Сухарев
ПРОСТО Я
СЕГОДНЯ ОДНА
– Неужели ты
в самом деле
считаешь, что
человек
произошел от
обезьяны?!
Она глядит
на меня с
непритворным
ужасом.
Повстречав
на своем пути
отца
Александра Меня,
Тамара
Александровна
вдруг стала
страстной
христианкой.
Прежде,
бывало,
блюдечко
крутила, и на
ее зов как
миленькие
откликались
покойные классики
– изъяснялись
загадками.
Теперь
осудила себя
такую, познав
истинную
истину. И
хорошо. В ее
исполнении
приобщение к
свечкам и
иконам
выглядит даже
симпатично -
она ведь не
делала
карьеры из
прежней
идеологии.
Она вообще на
редкость
непосредственный
и
симпатичный
человек. Это
я про поэта
Тамару
Жирмунскую.
Мы с Тамарой
ходим парой.
Когда-то
ходили в соседние
школы, а
существуй в
то время совместное
обучение,
ходили бы в
одну. И в
стихах наших
аукаются
соседние
кварталы, и
одни и те же
московские
барды переводили
эти стихи на
музыку.
Не
засекай,
район любви,
Меня на
каждом
перекрестке,
В пролеты
лестниц не
зови,
Не пачкай в
краске и
известке,
Не отводи
оконных глаз
И не топи в
тени скамеек.
Ты это делал
тыщи раз -
Ты не
откроешь мне
америк!
Это из песни
Сергея
Никитина.
Такие прелестные,
такие
девичьи
писала стихи!
И вот вам, пожалуйста,
дожили – уже
естественным
путем и
произойти
нельзя. Стать
человеческой
особью из
безрукой-безногой
реберной кости,
оказывается,
можно, а из
обезьяны – и
не думай. Где
логика? Где,
наконец,
плюрализм?
Если
тамарины
эмоциональные
восклицания
по поводу
наших с ней
обезьяноподобных
предков
случались в
присутствии
отца Александра
Меня, он
примирительно
улыбался. В
этой улыбке
читалось, с
одной
стороны,
удовлетворение
усердием его
духовной
дочери, а с
другой, –
утешение мне,
инакочувствующему.
У меня даже
осталось
впечатление,
что в
посылаемой мне
улыбке
сквозило
нечто
большее, чем просто
утешение.
Ведь по
образованию
Александр
Владимирович
был, как и я,
биолог.
Фазиль
Искандер,
разделявший
общую трапезу
на тамариных
днях
рождения,
вспоминает о
разговоре на
близкую, если
разобраться,
тему. Речь
шла о юморе, и
(цитирую
Искандера) отец
Александр
утверждал,
что "из всех
живых существ
юмор
чувствует
только
человек", поскольку
способность
видеть себя
смешным есть
"отчасти
божественный
взгляд на себя".
"А как же
собака? –
удивился
Искандер. –
По-моему, она
понимает
юмор. Иногда
даже улыбается".
"Ну, собака, –
ответил отец
Александр,
ничуть не
смутившись, – собака
почти
человек".
– Отец
Александр,
освятите
угощение! –
взывает
между тем
хозяйка,
внося
горделивый
пирог.
– Может быть,
не будем
оскорблять
чувства неверующих?
– отвечает
Александр
Владимирович
с той же едва
уловимой улыбкой,
но сам уже
обходит
вокруг стола
и чем-то
таким
помахивает
очень даже
всерьез.
Милый был
человек,
дружелюбный,
терпимый. "Уверен,
что его
великая
верность
Богу, – писал
Искандер, – оборачивалась
в обычной жизни
необычайной
доброжелательностью
к каждому
человеку." И
правда: к
каждому. Это
такая
редкость. Мы
привыкли к
тому, что
декларация
собственных
убеждений
чуть ли не
автоматически
оборачивается
непримиримостью
к тем, кто их
не разделяет.
Но ведь на
самом-то деле
идеология
агрессивна и
язвительна, когда
она не
уверена в
собственной
силе. А силе
сопутствует
шутка. И
желание
умягчить ожесточнных
– тоже черта
тех, чьи
убеждения
сильны.
Подумать –
так это в
самом деле
вздор и
безумие,
когда христиане
разного толка
агрессивны
друг к другу,
когда
верящий в чудо
шипит на
того, кто
верит в
естественную
причинность.
"Я тогда еще
не знал, –
написал
Искандер
после мученической
кончины
священника, –
что именно
эта
беспримерная
широта
взглядов отца
Александра,
его страстное
желание
примирить и
включить
всех в работу
на ниве
духовного
возрождения
России, вызывала
в некоторых
людях
яростную
ненависть к
нему."
Многого мы
не знали
тогда, на
скромном
пире дружелюбия.
Наверно,
можно было
безо всякого
смущения
поговорить с
Александром
Владимировичем
о бардах и о
бардовской
песне, но я об
этом даже не
подозревал. Не
знал, что
знаменитые
строчки
Александра Галича:
"Когда я
вернусь, я
пойду в тот
единственный
дом, где с
куполом
синим не
властно соперничать
небо..." – это про
его, Меня,
храм в Новой
Деревне,
"памятник
деревянного
зодчества" о
двух синих
куполах; в
нем отец
Александр и
крестил
опального
барда. Не
знал, что
книги свои
Александр
Владимирович
писал под
музыку, что
он обладал
прекрасным
голосом и
слухом, что
любил петь и
играл на
гитаре. И что
одну из
известнейшых
студенческих
песенок моей
молодости
сочинил
студент
Пушно-мехового
института
Алик Мень.
Помнишь
первобытную
культуру:
У огня сидели
мы с тобой,
Ты мою
изодранную
шкуру
Зашивала
каменной
иглой.
Я сидел
нечесанный,
небритый,
Нечленораздельно
бормотал.
В этот день
топор из
неолита
Я на хобот
мамонта
сменял...
В свое время
"Неолитическая"
(в основе которой
лежит
чувствительное
утесовское
танго) была
популярна и у
нас в МГУ. О
неожиданном
авторстве
текста я узнал
совсем
недавно из
публикации в
парижской
газете
"Русская
мысль"(1995, № 4074).
Знал бы
раньше, уж
точно
предложил бы
всем вместе
попеть за
тамариным
столом
тамарины
стихи.
Уверен,
Александра
Владимировича
не пришлось
бы
уговаривать.
Ведь в давнем
вальсе
Виктора
Берковского
можно, если
вдруг не
знаешь слов,
так душевно
поучаствовать
в коллективном
"та-та-та,
та-та-та,
та-та-та..." после
каждого
куплета.
Веет
осенью.
Тишина.
Я иду под
чьими-то
окнами,
Не усталая,
не одинокая,-
Просто я
сегодня одна.
Фонари надо
мною
зажглись,
Клены желтые
звезды
сбросили.
Я беру на
память об
осени
Горьковатый,
в морщинах,
лист.
Кто-то
шепчется там,
впотьмах.
Бродят
парочки
вереницами.
Это счастье,
быть может,
снится мне
Только в
самых
секретных
снах.
Я гляжу
сквозь
кленовое
кружево,
Прижимая
листья к
груди,
Невлюбленная,
незамужняя -
Это все еще
впереди!
«Вечерний
клуб», 23 января
1996 г.
Ê íà÷àëó ðàçäåëà | Ïóòåâîäèòåëü ïî ñàéòó | Êîíòàêò ñ àâòîðîì |