Праздник

К началу раздела К первой странице

НЕБО НА ЗЕМЛЕ: ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА МЕНЯ

Опубликовано в ж. "Истина и жизнь", №9, 2005.

Весной этого года по программе РТР "Планета", которая есть у многих россиян в Мюнхене, поздно вечером прошёл новый документальный фильм, посвящённый отцу Александру Меню. Для меня очень важно, что в Москве, в России есть люди, которые не дают погаснуть памяти об этом удивительном человеке и священнике. Пятнадцать лет, как его нет, но не тысячи, а сотни тысяч человек, может быть, даже миллионы наших современников через его книги, через воспоминания о нём его духовных детей, учеников, близких пусть не пришли, но хотя бы потянулись из привитого нам атеизма к вере в Высшее Начало. Жизнь без веры в Бога, как утверждают мудрецы, гораздо беднее, скучнее и печальнее, чем жизнь с верой. О том, что наступает после жизни, я сейчас не говорю. Тема эта необъятна. В год своего насильственного ухода в мир иной отец Александр прочитал в одном из московских ДК цикл лекций, который так и назывался "Жизнь после жизни". Потом все четыре лекции вышли тонкой книжкой, скорее брошюрой, под названием "Тайна жизни и смерти". И выпустило эту книжку, заметьте, всем хорошо известное издательство "Знание".

Я думаю, прав Фазиль Искандер, сказавший в новом фильме, что, если бы отцу Александру тогда, в конце восьмидесятых, разрешили еженедельно читать проповеди по ТВ, страна наша нравственно преобразилась бы. Он же художественно убедительно описал ту дорогу в подмосковном Пушкине, по которой мы однажды шли вместе с ним и отцом Александром к дому, где нас с нетерпением ждали. Идти было минут пятнадцать, а продолжался путь целый час, потому что священника останавливали по дороге местные женщины разного возраста, делились своим сокровенным, спрашивали совета. И ни одна не получила отказа. Ни одну он не назвал потом ни суетной, ни бестолковой, хотя попадались и те и другие. "Я поразился, — произнёс с голубого экрана Фазиль, — его широте и щедрости"…

О себе отец Александр говорил скромно: "Я — сельский священник". Это — правда. Двадцать лет он служил в Ново-Сретенском храме под Москвой. А до того — в Тарасовке, в Алабине, ещё где-то. В московские храмы его не допускали. Не могли доверить Миссионеру (такова была его кличка в КГБ) хрупкие души москвичей и гостей столицы. Правда, как-то раз я слышала, как он отпевал у московского Речного вокзала одну старуху. Было это 2 января 1981 года. Имя старухи — Надежда Яковлевна Мандельштам. Вдова великого поэта и мученика Осипа Мандельштама. Автор дерзких, нашумевших на весь мир мемуаров.

Те, кому повезло познакомиться с ним в 60-е, 70-е, 80-е, быстро поняли, что, при всей его огромной эрудиции, литературном даре высокой пробы, умении подобрать к каждой прильнувшей к нему душе свой ключик, порой весьма хитроумный, заковыристый, он прост, доступен и открыт людям, каким в идеале (подчёркиваю, в идеале) и должен быть сельский, и городской, и любой другой духовный пастырь.

Он всех привечал в своём деревянном, похожем на часы с кукушкой храме, пожилых и молодых, знаменитых и безвестных. Ко всем был равно внимателен, терпелив и заинтересован в оптимальном варианте каждой отдельной судьбы. Да, фаталистом Мень не был; он считал, что у любого человека есть разные пути, разные возможности осуществить себя. По какому пути он пойдёт — во многом зависит от его воли и того, что называется иерархией ценностей. То есть надо отдать себе отчёт, чего ты больше хочешь: бодрствовать или спать, слушать музыку сфер или орущий динамик.

Многих его посетителей и прихожан волновал вопрос, что предпочтительнее: насыщенная внутренняя жизнь или внешнее преуспеяние. Он вовсе не звал нас к сидению в тёмном углу под таким предлогом: я, мол, столь талантлив, что меня эти бездари не поймут, не оценят. Наоборот, подталкивал к свершениям, гасил неуверенность в себе. Если кто-то из нас успевал на обоих путях, он это только приветствовал. Но давал понять, что уметь зарабатывать деньги, целенаправленно стремиться к славе — само по себе не грех. Грех — творить из денег и славы кумира. Грех — не считаться со средствами для достижения цели. Грех — терять образ и подобие Божье, по которому все мы созданы, в погоне за преходящим, ненадёжным, часто химерическим…

Конечно, люди меняются — в зависимости от времени, от тех, кто рядом с ними, от жизненных обстоятельств. Молодым кажется, что их "предкам", кому за пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, и трепыхаться нечего… О, как они не правы! И старшее поколение решает для себя немного другие, но тоже вечные жизненные вопросы…

К нему валом валили студенты, гуманитарии и технари. Но, пожалуй, к медикам, будущим и настоящим, отец Александр проявлял какое-то особенное, сверхотеческое внимание. Я часто слышала, как он проводит эту параллель: священник и врач, врач и священник. Один врачует тело, другой — душу. Мои стихи о враче и священнике написаны для него, но не по его указке. Он никогда не указывал, что делать, о чём писать (и не писать), ни на кого не давил, никого не агитировал, например, немедленно креститься. Просто, общаясь с ним, вы попадали в особую атмосферу. Вам хотелось порадовать этого чудесного человека, отплатить добром за добро, любовью за любовь. Ведь каждому из нас казалось, что его, именно его, он любит чуть больше, чем остальных. И мы делали для него, что могли.

О моём десятилетнем духовном общении с отцом Александром Менем я рассказала в своей книге "Короткая пробежка". Так он называл жизнь.

Мюнхен, Германия


Всё, что открыто, и всё, что сокрыто
в мире,
течёт, по словам Гераклита.
Устаревают камзолы и платья,
в весе теряют слова и понятья,
даже профессии терпят утруску:
экс-прокурор попадает в кутузку,
той же подвержен метаморфозе,
бывший фельдмаршал трясётся в обозе.
Но неизменны при всех превращеньях
пастыри Божьи: врач и священник.
Мир сотворён, но ещё недосоздан,
задан маршрут: через тернии к звёздам.
Зло и добро в роковом поединке
переплелись.
Человек – посрединке...
Войны. Восстанья. Оскалы ищеек.
Головы клонят
                                     врач и священник.
Что они могут? Разве помогут
под сатанинские вопли и гогот?
Но и безумные страсти мирские
изнемогают, словно стихии.
Дом человеческий в дырах и щелях.
Кто залатает их?
                                     Врач и священник...
Царствие Божие, видимо, близко:
эмансипированная атеистка
криком кричит из бездонного ада:
- Мне не врача – мне священника надо!..
Люди есть люди. Всяко бывает:
на смерть зовут, а потом оживают.
В выздоровленьях и воскрешеньях
равно повинны
                                           врач и священник.
Кто остаётся нам в дни неудач,
в дни упований?
                                           Священник и врач.


К началу раздела Путеводитель по сайту Контакт с автором